Воспоминания Леонарда Сенье

...Вокруг тёмной двери под старым навесом и красивыми фиолетовыми цветами всегда было светло и уютно, сколько могу вспомнить. Солнце любило это место: оно, улыбаясь, искрилось на окнах домов и непременно посылало кусочек своего счастья всем прохожим - весёлым и угрюмым, торопившимся и праздно прогуливавшимся, желавшим и не желавшим получить свою порцию радости. Каждый день я шёл в школу по той самой узенькой улочке, где странным образом умещалось много людей. И им было зачем там находиться. Тяжёлая тёмная дверь, которая, однако, выглядела гораздо светлее в солнечных лучах и была божественна в моих глазах, находилась в доме №28, и из-за неё всегда был слышен прекраснейший аромат фирменных булочек с карамелью. Ах, какие нежные чувства я испытывал, когда вдыхал его, мне сразу представлялся наш загородный дом и столик под высоким дубом возле реки. Я обожал наши семейные посиделки за этим столом каким-нибудь тёплым субботним вечером, когда школа, работа и суета оставались позади, и я, мама, папа и приезжавшая к нам иногда тётя Сесиль были счастливы. Я тогда не обращал особого внимания на эти фантазии, но сейчас я бы всё отдал, лишь бы снова вернуться в то время и остаться в нём навсегда.

В проёме двери и возле крыльца всегда было очень оживлённо: кипела жизнь, гуляли последние сплетни и политические планы, налаживались деловые контакты и осуществлялись сделки, назначались свидания и дарились подарки. Это крыльцо было центром городской жизни. Если двое людей хотели договориться о встрече, то лучшего места нельзя было придумать - о нём знали если не все, то большинство горожан. Если вы хотели попасть в оживлённую компанию для непринуждённого общения - вам было именно туда. Да, на этой улице всё было легко и беззаботно, и казалось, что все всех понимают. Так я думал всё своё детство, мне очень нравилось смотреть на очередь и знакомиться с людьми, спорить с ровесниками, когда такие попадались, и помогать тем, кому могли бы пригодиться мои руки. Иной раз я помогал какой-нибудь старушке донести пакеты, естественно, не за просто так, а за одну из фирменных булочек с нежной карамельно-клубничной начинкой, которая доставалась мне бесплатно в знак того, что я "расту хорошим мальчиком". Когда я чувствовал особый прилив энергии и радости, я мог выклянчить вторую, и всегда был доволен своей проворностью и смекалкой. Временами я позволял себе наглеть, но этого никто не замечал или просто не хотел замечать.

Шедевры из теста и муки пеклись на втором этаже, это был основной источник аромата, и мой нос всегда безошибочно определял, какому изделию он принадлежал. Внизу, за самой дверью, был магазин, в котором тоже царила райская атмосфера: обои в вертикальную малиново-белую полосочку, большой кожаный диван в левом ближнем углу, пара столиков с высокими стульями и центр всеобщего внимания - сверкающие стёкла витрин, за которыми жили булочки и пирожные под кремом всевозможных цветов. Жили они там, надо сказать, недолго, дела у пекарни шли хорошо, если не замечательно. Пара молодых людей в белых фартуках и модных колпаках с узорами в цвет обоев еле успевали заворачивать ту или иную булку хлеба, добежать до другого конца комнаты и вытащить с витрины желаемое покупателем пирожное, так же вместить его в пакет и прибежать обратно к кассе. Но они всегда так нежно улыбались, что мне казалось, что такая жизнь им очень даже по душе. И я искренне радовался за них. Наблюдение за жизнью - это одна из причин, почему я заходил туда, даже если у меня совершенно не было денег.

Мистер Джек Бастьен, владелец пекарни, позволял местным детям просто стоять и наслаждаться обстановкой, а иногда даже не замечал, если какой-нибудь самый маленький, глупенький, науськанный своими старшими товарищами юнец прятал под курточку пару булок. Ему нравилось смотреть на то, с каким упоением и удовольствием компания детишек уплетала его творения под крыльцом, считая, что их никто не видит. Таким образом он удостоверивался, что его изделия по-прежнему самые вкусные в округе, и волноваться по этому поводу не стоит. Мистер Джек, так же в белом фартуке, но с эмблемой своей пекарни на колпаке, часто стоял за прилавком и иногда лично упаковывал заказы, иногда советовал какой формы вафли выбрать, но по большей части просто мило и задушевно общался с жителями города. Он так по-доброму улыбался... и глаза его так сияли... и усы всегда блестели от чистоты.  Это заставляло каждого его собеседника думать, что он очень важен и интересен, и тот с удовольствием приходил на следующий день, или через два, чтобы купить ещё вкусностей, но главное - чтобы рассказать о последних своих событиях и начинаниях. Мистер Джек был местным психологом и советчиком в личном и деловом отношении и никогда не забывал мастерски прорекламировать новые ватрушки или рогалики, которые его фирма пекла или собиралась в скором времени выпустить, и намекал, что господину Н. с женой и детьми обязательно нужно их попробовать. И никто не удивлялся, когда на следующий день всё семейство Н. действительно собиралось за одним из столиков в магазине и с аппетитом дегустировало те самые ватрушки. И мистер Джек не забывал положить им подарок за столь обильное кушанье. Ему нравилось делать людям приятно, быть в курсе последних событий, находиться в центре всеобщего оживления, а иногда и являться причиной оного.

Я любил мистера Джека. И он любил меня, я это чувствовал. Он выделял меня из прочих детей, и мне остаётся лишь догадываться, почему. Наверно, потому, что я не пытался украсть заветные булочки, помогал старушкам, как ему казалось, за доброе слово, а главное, я никогда не смотрел на витрины тем жадным голодным взглядом, каким смотрела на них наша шпана и некоторые взрослые. Я любил эту пекарню, каждый её сантиметр, даже того производственного этажа, на котором я ни разу не был, каждую невидимую пылинку, летевшую с потолка на причёску какой-нибудь статной дамы. Я всегда был рядом, в душе я оберегал это место. Так же любил своё дело мистер Джек. И, думаю, поэтому мы полюбили друг друга. Когда заказ миссис Луиз, старушки с красивыми глазами, жившей неподалёку, был упакован, мистер Джек вручал его мне. Он знал, что я с удовольствием донесу его прямо до квартиры и составлю приятную компанию этой милой женщине, и, как позже я обнаружил, он всегда клал лишнюю булочку с карамельно-клубничной начинкой, которая мне так нравилась, чтобы миссис Луиз могла меня поблагодарить. Это было их сотрудничество, а я был не против. Однажды, когда на улице вовсю резвился снег и делал всё вокруг волшебным, я зашёл в пекарню вечером, после школы, когда как раз начались приготовления к закрытию. Дедушка Джек, как я стал называть его потом, решил пригласить меня на второй этаж и показать, как появляются на свет мои прекрасные любимицы. Потом он показал мне свою квартиру на третьем этаже и познакомил с миссис Мари Бастьен, которая приняла меня с таким же радушием, как и он сам. О... сказать, что я был счастлив, - ничего не сказать. Я был на седьмом небе, я парил, как птица. Я чувствовал себя членом их семьи. Детей у них, к сожалению или к радости, не было.

Шло время, я становился старше. Пекарню уже невозможно было представить без меня, это был мой второй дом, где даже обосновались некоторые мои вещи, тетрадки и учебники, и часто я делал домашние задания прямо там, на специально отведённом мне столике по ту сторону прилавка. Меня всё больше увлекали финансовые дела, процесс производства новых необычных изделий, и со временем я сам научился печь булочки и пирожные. Мистер Джек оценил моё рвение и позволил мне работать у него вечером после уроков. Также он научил меня вести бухгалтерский учёт: считать прибыль, налоги и прочие расходы. Родители не всегда понимали это моё новое увлечение, но были рады, что я трачу время на благое дело, а не на плохую компанию, о проказах которой тогда ходили слухи. Говорят, они были крутые, многие подростки были в ней замешаны, и ещё больше хотели в неё попасть. А мне было всё равно, у меня было своё счастье. Я был важной деталью механизма пекарни.

Всё шло своим чередом и было замечательно до того момента, пока отцу из-за ухудшившегося слуха не пришлось уволиться с работы. Платить за жилище стало невозможно, и нам пришлось уехать на север, к тёте Сесиль. Для меня это был настоящий удар, и думаю, дедушка Джек и милая Мари тоже расстроились, хоть и провожали меня с счастливым видом, чтобы я не пал духом. Они предлагали мне остаться у них в квартире и быть в роли внука, но я знал, что на тот момент родители не смогли бы это пережить. Я был нужен им, поэтому мы все вместе переехали из этого города. Поначалу мы созванивались и писали друг другу письма, которые были полны надежды и мечты, но через пару лет связь с ними оборвалась. Как оказалось, в день, когда я прощался с моими дорогими Джеком и Мари Бастьен и обещал вернуться, как только наладятся дела, я видел их в последний раз.

В 1920 году я закончил университет. Передо мной открывались новые горизонты, родители прочили мне прекрасную жизнь в Париже или за границей, но все мои мысли были, думаю не стоит объяснять, где. Я всегда помнил эту светлую уютную улицу, которая столько мне дала, воспитала во мне все самые лучшие качества и помогла найти себя. Мне не терпелось вернуться, обнять их, спросить почему так долго не было от них слышно, подарить им кучу подарков и собственных идей, которых за годы учёбы накопилось немало. И я во сне детально видел тот момент, когда я, выпускник и уже взрослый человек, войду в магазин и увижу привычную мне картину: толпу людей с счастливыми лицами, обсуждающих, критикующих, изредка кричащих, но как всегда оживлённых, и в центре всего этого - дедушка Джек. Я видел его немного постаревшим в своих снах, ведь я прекрасно знал, что время не стоит на месте, я даже допускал неохотно, что положение у стариков могло ухудшиться, но я никак не мог представить себе того, что стало с моим любимым местом за пять лет моего отсутствия.

В день, когда я вернулся, возле тяжёлой, тёмной, закрытой двери не было ни души. Улица была мрачна, угрюма и неприветлива. Начинался дождь, и по бокам вдоль домов потекли ручьи. Я чувствовал, что она вспомнила меня, но не могла пошевелить и камушком - так ей было тяжело и больно тогда. Она плакала. Возможно, обвиняла меня в том, что я покинул её, что позволил всему этому с ней случиться. Я не мог поверить своим глазам и пошёл вниз. Ноги привели меня к дому миссис Луиз. Я позвонил, и дверь мне открыла приятная с виду высокая брюнетка, как я позже узнал, внучка старушки, дававшей мне булочки за то, что я доносил ей пакеты. Миссис Луиз умерла от старости в своей постели почти сразу после моего отъезда, теперь в квартире живёт Авелин, будущая наследница всего имущества. Она рассказала мне, что пару лет назад в город пришла болезнь, которая унесла сотни и даже тысячи жизней, она же забрала моих дорогих Джека и Мари, по очереди. Внутри меня что-то оборвалось и опустилось.

Первое время пребывания в городе меня съедала жуткая тоска, было грустно, больно и даже страшно. Я скучал по ним, мне столько хотелось им рассказать, объяснить и предложить... К счастью, от Авелин я узнал, где их похоронили. Вы, может, не удивитесь, но я каждый день приходил к ним, разговаривал и благодарил. Приносил цветы и самодельные печенюшки, соорудил красивые памятники и разбил небольшой садик. Трудно терять близких, трудно было и мне осознать, что их больше нет. У меня осталось чувство, что я должен был защитить их, но не смог. Так я прожил долгих полтора года. Но ничто не может длиться вечно. История моей любимой пекарни не могла закончиться так печально и безвестно, моё внутреннее существо не могло этого допустить. Я устроился на работу в небольшую букмекерскую конторку, в которой практически жил, чтобы не сильно тратиться на жильё, и через какое-то время смог купить большую часть оборудования, арендовать помещение на втором этаже дома №28 и наладить производство некоторых видов булок и пирожных. Понемногу они стали приносить прибыль, я уволился из конторы и стал всё своё время посвящать выпечке. Через полгода, после смерти тёти Сесиль, мои родители тоже решили вернуться. Они поселились на прежней нашей квартире, и с их помощью я смог выкупить всю пекарню в том виде, в каком она встретила меня после трудного периода. Отец решил внести свой посильный вклад в моё дело, и вскоре пекарня стала разрастаться. Теперь она принадлежит нашей семье, и я так же люблю своих покупателей, смотрю за происходящим в магазине и обожаю детей - доказательство того, что всё идёт отлично. Я стал придумывать свои собственные ватрушки, бисквиты и прочие вкусности и с такой же, надеюсь, искренней улыбкой, как у дедушки Джека, рекламирую их теперь новым друзьям. Я даже усы отрастил, чтобы всё вернулось в той мере, в какой оно должно быть. И так оно и есть теперь.

На моей улице снова светло и празднично, солнце вернулось и дарит нам свои тёплые весенние лучи. Крыльцо пекарни снова ожило, привлекло жителей уже обновлённого города и жаждет новых знакомств. Моя семья привнесла много нового в это дело, но главное, что сделал лично я, - это поменял название. La Vie превратилась в красочное и символическое Jack et Marie Boulangerie, что само собой уже подразумевает долгую жизнь и счастье. Вот так, дорогой друг, иногда поворачивается жизнь. Когда нам кажется, что мы всё потеряли, это лишь начало нового, чего-то хорошего. Я Леонард Сенье, сейчас мне пятьдесят четыре года, я владелец пекарни имени Джека и Мари Бастьен, и я точно знаю, что дедушка Джек счастлив и гордится мной. Так и запиши.

Tanja Nesse "Bakery"

P.S. Все персонажи и их чувства вымышлены. Болезнь, которая была ответственна за каждую шестую смерть во Франции 1918 года, - туберкулёз. Чуть-чуть подробнее можно почитать здесь.

P.P.S. Слово "булочная" на картинке, конечно, не на французском языке, но именно она вдохновила меня на этот рассказ. :)